Люберцы

Вторая жена И.М. Милославского Евдокия (Авдотья) Петровна приходилась родной сестрой князю А.П. Прозоровскому, и ничего удивительного, что после ее кончины (1687 год) Люберцы отошли к ее брату, так же, как и Бедрино.

Алексей Петрович Прозоровский был образован, умен, много успел повидать. Еще в молодости ездил со своим отцом (послом) в Англию. Головокружительно поднимался по служебной лестнице: стряпчий (1662), комнатный стольник (1672), кравчий (1682), боярин (1690). Особенно возросла его роль в царствовании Петра I. Назначенный воеводой в Азов, в эту грозную крепость на юге России, он заслужил государеву благодарность. Оттуда его перебрасывают на другие морские границы, приполярные – на Северную Двину. Там, в июне 1701 года, по велению Петра, заложил он в 15 верстах от Архангельска крепость Ново-Двинку. Действовал по обстановке, быстро и решительно. Старые двинские устья забили сваями, засыпали землей. Установили 20 пушек Пригнали 200 солдат. И в самое время! 20 июня, к вечеру, тут как тут пожаловала шведская военная эскадра. На следующий день два вражеских фрегата и яхта пробились в Малую Двинку. После продолжительной ожесточенной артиллерийской дуэли противник вынужден был отступить, бросив один фрегат и яхту, севшие на мель. Прозоровский привел их со спущенными флагами в Архангельск под ликующие крики горожан. Русско-шведская война с переменными успехом продолжалась еще 20 лет, но эта победа, пускай местного значения, над великой морской державой, была оценена высоко. Петр I, получив победную реляцию, воскликнул: “Зело чудесно!”

При Прозоровском Люберцы укрупнились, расширились. В 1704 году в них уже понастроилось 27 дворов крестьянских, да два двора конюхов (любил боярин путешествовать), да двор вотчинников, да двор прикащиков. Да за речкой за Либеркой, на бывшей пустоши Петраковой, где раньше бывали только наездами, поднялись 17 дворов – это потихонечку формировалась деревня Панки. В каменные одежды принарядилась церковь Преображения Господня. Службу вел священник Алексей Андреев, позже Петр Владимиров (1713 – 1731), дьякон Иван Савельев (1715), дьячки Иван Семенов (1680 – 1726), Трофим Иванов (1726).

А Бедринская церковь стояла ветха и пуста, без пения, служба случалась только раз в год, в память Страстотерпца Григория. В селении было 7 дворов крестьян, в них 27 человек, да двор мельника. Еще у Прозоровского в Московском уезде было сельцо Жданское с деревнями Плетенихой и Киселихой, это за Москвой-рекой, от Боровского перевоза вправо.

И Жданское с деревнями, и Бедрино после смерти Алексея Прозоровского унаследовала, как и положено, его вдова Аграфена Михайловна. Прозоровским (только каким?) принадлежала и обширная местность между Быковым и Раменским, где позже был дачный поселок Прозоровский и одноименная железнодорожная платформа, нынче Кратово. А с нашим селом случилось непредвиденное. Умирая, Алексей Петрович отказал по духовному завещанию Люберцы всесильному вельможе Александру Даниловичу Меншикову, за котором они и были утверждены 15 февраля 1705 года.

Завещание в какой-то мере шокировало современников. Почему именно Меншикову? Не друг. Не брат. Не сослуживец. Позднейшие исследователи выдвинули слабенькую версию: не была ли вторая жена Прозоровского Аграфена Михайловна родной сестрой Дарьи Михайловны, супруги самого А.Д. Меншикова? Вопрос до сих пор остается открытым.

Какая впечатляющая галерея портретов! Думный дьяк Иван Грязев... Противоцарский заговорщик Иван Милославский... Воевода Алексей Прозоровский... У каждого своя необычная биография. И вот теперь Александр Данилович Меншиков, полудержавный, по выражению Пушкина, властелин. Граф. Светлейший князь. Генералиссимус. А если разобраться, сын придворного конюха. А мы твердим, что ничего интересного в истории нашего города не было. Подавай нам Александра Македонского!

Все жизнеописания Меншикова страдают одним недостатком: в них слабо отражен начальный период. Правда ли, что мальчиком он промышлял пирожками? А.С. Пушкин в стихотворении “Моя родословная” метнул язвительную стрелу в потомков Меншикова:

Не торговал мой дед блинами.

Не указано конкретно место рождения. Дворянский историк Бантын-Камйнский в “Словаре достопамятных людей русской земли” расплывчато замечает, что Меншиков родился в московских окрестностях. Где именно? А вдруг в Люберцах? Его отец был конюхом, а в нашем селении, примостившимся на просторном проезжем тракте, такого работного сословия было в достатке. Но вернее всего отчий дом Александра Даниловича был в селе Семеновском, поскольку его родители похоронены там, у церкви Введения Богородицы во храм (теперь это Москва).

Царь и деньщик познакомились рано, в юности. Были почти ровесники, Меншиков только на год моложе. И роста почти равного. Меншиков немного не достигал двух метров. Петр был выше своего слуги на два вершка. Мелочь, но приятно. Все-таки царская особа.

Фамилия самая заурядная, холопская. Семьи были многодетными. На всех имен не напасешься. Старшего ребенка звали Большой, чего уж хитрить, самого маленького – Меньшой, или Меншик. Вот и вся премудрость. Но взрослому Меншикову, достигшему высочайших вершин богатства и славы, захотелось подправить, приукрасить свое незнатное происхождение. Платные щелкоперы “облагородили” его фамилию, помня, что он тщеславен. Даже перестарались. Договорились до того, что “предки Меншикова прибыли на Русь из варяг вместе с Рюриком”. Такой пышной генеалогии не было даже у Петра Великого – он не претендовал на родство с самим Рюриком. Но современники прекрасно разбирались, кто есть кто.

Попросить бы опытных криминалистов определить по почерку характер Меншикова, ум, степень образованности, да вот беда: в архивах не отыскалось ни одного клочка бумаги, собственноручно написанного великим человеком. Абсолютно был безграмотен. Фонвизинскому недорослю даже в подметки не годился. Датский посол Юсти Юль иронизировал: “Ни по-каковски ни буквы не умеет прочесть, ни написать; может, разве, подписать свое имя, которого, впрочем, никто не в состоянии разобрать, если наперед не знает, что это такое”.

Подобные уничижительные отзывы давали о нем и другие, например князь Б.И. Куракин.

Первое, что сделал Меншиков, приобретя Люберцы, это сменил название. Решил, пусть будет Новое Преображенское. Отчасти оправданием этому служило то, что в селе была церковь Преображения Господня. Тогда нередко населенные пункты именовались по храмам. Красково параллельно звалось Богородским, Кузьминки – Влахернским, Петровское близ Лыткарино – по церкви Петра и Павла. Но думается, опытный царедворец, одержимый тщеславием, преследовал и другую цель.

Многие читали роман Алексея Толстого “Петр Первый”, смотрели одноименный кинофильм да и из других источников помнят, что юность Петра и Алексашки протекала в бурных “потешных” играх в подмосковных селах, в том числе и в Преображенском. Переименовав вотчину в Новое Преображенское, Меншиков тем самым подчеркивал свою близость к личности государя. И приложил немало сил и средств, чтобы Новое Преображенское затмило старое – московское. Выстроил изящные дворцовые палаты, очистил заросший пруд и перегородил его каменной плотиной. Придворный льстец, зная неравнодушие своего благодетеля к флоту, спустил на воду флотилию легких лодок, устроил пристань. Разбил на берегах тенистый парк. По преданию, сам российский император посадил несколько лип. Они могли бы дожить почти до наших дней: триста лет для них не возраст. Да разве до экологических проблем было все это время? Деревья не сохранились.

Долговечным оказалось только новое название. Оно прошло через весь 18-й век, неплохо чувствовало себя в 19-м и зацепило краешек 20-го. Поясним примерами. В 1812 году, когда армия Кутузова отступала по Рязанской дороге, в журнале инженерных работ была сделана запись: “Делались новые накидные мосты через болотистые речки при селениях Жулобине (Жулебине) и Ново-Преображенском”.

На топографической карте Московской губернии, составленной в 1866 году, нет Люберец, а есть Ново-Преображенское.

В перечне лиц, имевших право участвовать в выборах в Государственную Думу (осень 1905 года) встречаются фамилии А. Ястребова, И. Сергеева и других из села Ново-Преображенского, Люберцы тоже.

Меншиков процветал. Казалось, “баловню безродному” ничто не угрожало. Но внезапно умирает Петр Великий. Непонятная, мучительная болезнь скрутила 53-летнего мужчину в несколько дней. Он даже не успел назначить наследника престола. И сразу покатился по Руси темный слух: отравили царя.

Кто отравил? Почти через три столетия “Медицинская газета” в номере от 15 сентября 1989 года ставит диагноз: отравил Меншиков, больше некому. Видите ли, этот отъявленный плут и казнокрад боялся, что Петр отдаст его все-таки под суд... Взял да и угостил царя отравленными конфетами.

Что ж, версии о принудительной смерти известных в истории лиц широко котируются. Недавно еще шли острые дискуссии, застрелился или застрелили Маяковского, повесился или повесили Есенина? Шепчут об отравлении Горького...

Мало того, Меншикову приписывается и смерть Екатерины I, возведенной, кстати, тем же Меншиковым на царство. Цитирую:

“Спустя два года, тоже после конфет, точно такой же приступ случился и у Екатерины, после которого она умерла”.

Это уже совсем на уровне кровожадных шекспировских хроник.

“Перетравив” мышьяком, согласно газетной статье, всех своих царствующих покровителей, 56-летний Меншиков, также внезапно, стал жертвой царя-мальчишки Петра II. Утром 8 сентября 1727 года получил уведомление о запрещении выходить из дома. Попал под домашний арест, Данилычу сделалось дурно – врач отворил ему кровь.

Опомнившись, назавтра Меншиков бросился во дворец. Но 12-летний император высокомерно его не принял. Разумеется, за спиной малолетки стояли прожженные интриганы – князья Долгоруковы, Голицины, вся боярская аристократия.

Меншиков был обвинен в государственной измене и хищении казны. Каждый день приносил новые распоряжения. 11 сентября ему предписано было покинуть Петербург и выехать в ссылку. 8 октября были затребованы все данные о его владениях. 20 ноября подписан указ об отобрании в казну его имущества.

У Меншикова было конфисковано 6 городов, 1023 сел и деревень и 90 тысяч крепостных. Было взято наличными 5 миллионов рублей золотом и 9 миллионов на счетах в английских и голландских банках.

Новому императору не терпелось полностью рассчитаться со своим несостоявшимся тестем (Петр II был помолвлен с дочерью Меншикова Марией). 7 июня 1728 года Меншиковский бастион Санкт-Петербургской крепости был переименован в бастион Петра II.

В далекую бессрочную ссылку Меншиков отправлялся богато и почетно, как другие на радостное новоселье. Обоз состоял из 33 карет, экипажей, колясок, дормезов, рыдванов, тарантасов, бричек, кибиток, подвод, повозок, колымаг. В свите было 133 человека, да по дороге присоединилось 15. В таком порядке 17 октября 1727 года добрались они до деревни Аксиньино, в двух верстах от Химок. Тут их встретила стража – в Москву не пустили.

Окольными, проселочными дорогами необычный караван за два дня достиг Люберец (Новопреображенского). Здесь был отдых. Как был принят хозяин в бывшей своей вотчине, с кем разговаривал, ходил ли в глубокой задумчивости по аллеям темного парка, глядел ли печально на холодные воды Люберки – никто не знает.

А потом снова в путь. Конечной точкой изгнания был зауральский Березов. Постепенно ряды провожавших поредели, слуги разбежались, лошади отстали. В двенадцати верстах от Казани умерла его жена Дарья Михайловна. Печаль лишила ее зрения, а затем и жизни. Современники отзывались о ней как о первой красавице.

В изгнании все семейство Меншиковых вело себя мужественно, со смирением и достоинством. Дочь Александра чинила всем платья и стирала белье. Александр Данилыч простым топором, без особого плотницкого инструмента, срубил деревянную церковку, куда они ходили молиться.

Поздней осенью 1729 года тобольский губернатор послал в Петербург срочную депешу: “Сего ноября 12 дня Меншиков в Березове помре”. Вслед за ним скончалась бедная Мария. На этом трагедия не кончилась. Словно в отместку за ее страдания, в январе 1730 года был сражен оспой бывший ее жених Петр II, в самый канун свадьбы на княгине Е.А. Долгорукой... Вот такая развязка.

Величественная, эпохальная фигура Меншикова необъяснимо притягивала к себе работников искусств. Живописец В.И. Суриков вдохновился темой: семейство Меншиковых в ссылке. Образ Марии он срисовал со... своей жены. А с Александром Даниловичем помучался. Перечитал, что можно было найти. Подобрал детали: парик, букли, кружева. Ясно представлял в уме облик гордого, отвергнутого, но не сломленного человека. Искал на улицах, вглядываясь в лица прохожих, подобную натуру. И однажды встретил вылитого Меншикова. Как завороженный, художник двинулся следом. Старик не заметил преследования и зашел в небольшой двухэтажный домик. Василий Иванович подкрался к двери, обитой рваной клеенкой, и на давно нечищенной медной табличке с трудом разобрал: “Преподаватель математики Е.И. Невенгловский”. Дернул за кольцо звонка, за дверью злобно зарычала собака. Глухой мужской голос спросил: “Кто там?”. Суриков объяснил. “Ступайте прочь, я занят и нездоров”, – был суровый ответ.

Но художник не отстал, и на другой день все-таки уговорил старого математика позировать. И родился шедевр – картина “Меншиков в Березове”.

Было немало и литературных набросков. Поэт М. Кузмин писал:

Декабрь морозит в небе розовом,

Нетопленный темнеет дом.

И мы, как Меншиков в Березове,

Читаем Библию и ждем.

Другой поэт, Ярослав Смеляков, сумел, на мой взгляд, проницательно заглянуть в самую душу Меншикова.

Под утро смирно спит столица,

Сыта от снеди и вина.

И дочь твоя в императрицы

Уже почти проведена.

А впереди – балы и войны,

Курьеры, девки, атташе.

Но отчего-то беспокойно,

Тоскливо как-то на душе.

Но вроде саднит, а не греет,

Хрустя, голландское белье.

Полузаметно, но редеет

Все окружение твое.

Еще ты вроде в прежней силе,

Полудержавен и хорош.

Тебя, однако, подрубили,

Ты скоро, скоро упадешь.

Ты упадешь, сосна прямая,

Средь синевы и мерзлоты,

Своим паденьем пригибая

Березки, елочки, кусты.

Куда девалась та отвага,

Тот всероссийский политес,

Когда ты с тоненькою шпагой

На ядра вражеские лез?

Живая вырыта могила

За долгий месяц от столиц.

И веет холодом и силой

От молодых державных лиц.

Все ниже и темнее тучи,

Все больше пыли на коврах.

И дочь твою мордастый кучер

Угрюмо тискает в сенях.

Мы уже говорили, что в Люберцы к Меншикову заглядывал Петр Первый. Посещал он и другие наши места. Когда Измайловский пруд, на котором юный самодержец опробовал впервые найденный потрепанный английский ботик, показался ему тесен, он выбрал для прогулок (об этом было напечатано в “Московских губернских ведомостях” за 1844 год) косинское Белое озеро. Народное предание поведало, что на восточном побережье озера можно было еще рассмотреть остатки былой пристани. Поговаривали и о пушечке-коротышке, без лафета, которая была откопана там и за которую когда-то крепились канатами шлюпки. Петр Первый заходил также помолиться в деревянную церковь Николы Чудотворца, а в 1714 году подарил священникам знаменитую икону Моденской Божьей Матери.

На берегу Белого озера и сейчас можно увидеть домик с вывеской: Косинский морской клуб”. Проезжая на автобусе мимо него, можно заметить на лицах пассажиров ироническую улыбку: “Морской...” Видимо, им вспоминалась фраза Гоголя из “Ревизора”: да отсюда хоть три года скачи, ни до какого моря на доедешь. Но, возможно, именно здесь, на Белом озере, и зарождалась слава России как великой морской державы.

Остались также в памяти народной стремительные царские броски по Москве-реке. В 1690 году, 27 апреля, Петр, снарядив флотилию, ринулся вниз по течению. Впереди плыли в лодках вооруженные стрельцы, за ними, под парусами, сам государь. “Великую армаду” завершали бояре, царедворцы, иноземные гости. В один прием отмахали 20 верст и на закате солнца пришвартовались у Николо-Угрешского монастыря. Царь посетил двор боярина Алексея Петровича Салтыкова, а может, и еще чьи. Только 2 мая вернулся в Москву.

Следующей весной, как только река очистилась ото льда, на воду была опущена новенькая яхта вместимостью до 30 человек и 14 марта вновь была совершена головокружительная поездка до Угреши в бурную ветровую погоду. Самодержец рисковал и сам утонуть и других утопить.

В дальнейшем, с переводом столицы на берега Невы, Петр совершенно охладел к Николе на Угреше.

А к Меншикову в Люберцы заезжал неоднократно. И даже в предвосхищение будущих субботников посадил в парке несколько лип. Не сомневаемся, что вдоволь покатался на лодках по глубокому и широкому Люберецкому пруду, расцвеченному фонарями.

А.С. Пушкин дал лестную характеристику Петру Великому:

То академик, то герой,

То мореплаватель, то плотник,

Он всеобъемлющей душой

На троне вечный был работник.

А в нашем округе он появился совсем в иной ипостаси – землемером-устроителем, инженером-гидротехником.

Под небольшим сельцом Михневым издавна на р. Пехорке стояла мельница. И был мельник, как не быть! В одно прекрасное утро он был разбужен непривычным шумом. Возмутителем спокойствия оказался незнакомец высокого роста, одетый в суконный камзол, расшитый золотом, с галунами и деревянными пуговицами. На голове – полувоенная треуголка, в руке – суковатая палка, на которую он опирался при ходьбе. Обут в добротные охотничьи сапоги с длинными голенищами.

Странный этот господин постоял на скрипучих досках ветхого настила. Долго оценивающе изучал небольшую заводь и прибрежную линию. И вдруг брякнул: “А принеси-ка мне, мельник, веревку подлиннее”.

– Видать, будет вервие крутить, воду мутить да болотных чертей корчить, – смекнул догадливый мельник, хотя и не читал сказок о Балде и проворных чертенятах.

Но приезжий не стал чертей в мутной воде гонять. Измерив саженью, найденной на мельнице, длину веревки и приказав следовать за ним мельнику и четырем подвернувшимся зевакам, он полез в своих огромных сапожищах по зарослям ивняка, по болоту, волоча за собой намокший шнур, останавливался, чтобы нанести какие-то знаки на бумаге, которую почтительно протягивал ему денщик. От него, от денщика, и прослышали михневцы, что заезжий инженер не кто иной, как сам царь-батюшка. И сильно оробели. А Петр молвил: “Не робейте, дурачье! Выправим тут вам привольное озеро!”

Версты через две выбрались по омутам на большой Астраханский тракт, где Петра ждала царская карета. Он подарил мельнику серебряный полтинник, кучер взмахнул кнутом и повозка скрылась.

Спустя пару недель нагрянуло в Михнево более 300 солдат с артиллерийскими офицерами, которым вменялось тогда исполнять все фортификационные работы. По чертежам, составленным государем, за три с небольшим месяца была сооружена мощная земляная плотина с учетом разных углов и поворотов. Образовалось широкое водохранилище в треугольнике Жилино-Михнево-Балятино. Долго оно служило людям. Но постепенно зарастало, снова превращаясь в болото, становясь пристанищем комарья, рассадником малярии. По сведениям санитарной статистики, только за 1898 и 1899 годы в Жилине перемежающейся лихорадкой болел 21 человек, при фабрике Шорыгиных (потом – имени Октябрьской революции) – 93, в деревне Пехорке – 8. А затем от комаров-кровопийцев совсем житья не стало. Запруду разрушили, воду спустили. Об императоре Петре забыли. Стали жить да поживать без озера.

Эту полузабытую историю можно узнать в небольшой заметке Горчакова “Памятник гидравлических работ Петра Великого в Московской губернии”, опубликованной в 1840 году в “Московских губернских ведомостях”.