Люберцы

17 апреля 1863 года. А.П. Бородин, будущий известный композитор и незаурядный ученый-химик, женился на Е.С. Протопоповой. Екатерина Сергеевна была глубоко несчастной женщиной: недуги постоянно терзали ее тело. Засыпала она около 3-4 часов утра, не давая до этого времени никакого покоя прислуге и мужу. Вставала поздно – в 3-4 часа дня.

В конце концов врачи вообще запретили Екатерине Сергеевне пребывать в петербургском климате. Она поселилась в Москве. Лето 1885 года провела в Раменском у своего давнишнего знакомого скрипача Я. Орловского. Александр Порфирьевич Бородин был за границей.

“Ну, милая голубушка моя, ждал я, ждал я весточки от тебя, не хотел было уезжать, пока не получу весточки из Раменского”. – Писал он по дороге в Берлин 27 июля 1885 года.

Второе письмо Бородин отправляет 1 августа из Веймара: “Спасибо тебе большое, милка моя, что прислала весточку о себе и об отношении твоем к Раменскому… Я доволен, что Раменское пришлось тебе по душе, значит, в будущем году мы можем себя поздравить с дачей…”

Но будущее сулило мало радостей. Весной 1886 года болезнь Екатерины Сергеевны обострилась. 3 июня Бородин телеграммой был вызван в Москву. 4 июня он писал в Петербург:

“Приехал я к Кате и нашел ее в положении очень тяжелом… Отек ног, живота, водянка в животе и околосердечной сумке, слабость, упадок сил ужасный. В том состоянии, в каком она находится, теперь немыслимо везти ее в Раменское”.

5 июня в письме к знакомому он снова сетует:

“Как жаль, что Катю нельзя увезти в Раменское, дача там прекрасная, меблирована совсем и устроена как нарочно для приема больной; воздух там отличный. Но везти Катю теперь немыслимо. Подумайте, что нужно тащить в экипаже до станции железной дороги, потом два часа по железной дороге, наконец, снова в экипаже с ј часа или минут 10…”

И все-таки к концу июня Бородины перебрались из города на дачу. Сухая, здоровая местность, воздух, напоенный ароматом сосен, полноводное озеро поправили настроение Бородиных. 23 июля Александр Порфирьевич уже позволил себе сказать в письме так:

“Я теперь, слава Богу, значительно поправился и отдохнул, так как у Кати опасность миновала до поры, до времени. Я, слава Богу, жив, здоров, купаюсь всласть и отдыхаю…”

Однако хлопоты о больной жене, а попутно и о теще, отнимали весь досуг Бородина. “При таких условиях мудрено писать оперу или вообще музыку”, жаловался он 6 августа в писем из Раменского к Л. Шестаковой, сестре композитора М. Глинки. Александр Порфирьевич так и не закончил свое лучшее, бессмертное произведение – оперу “Князь Игорь”. За него это сделали Н. Римский-Корсаков и А. Глазунов.

Лето 1886 года было последним, проведенным на даче. 15 февраля 1887 года Бородин умер от разрыва сердечной артерии. Смерть была мгновенной. Как показало вскрытие, сердце было вконец изношено.

Екатерина Сергеевна ненадолго пережила мужа. 28 июня 1887 года она скончалась на даче в Раменском.

Путешествуя из Москвы в Раменское и обратно, Бородин проезжал Люберцы, Малаховку и другие станции, видел наши поля и перелески, деревушки и дачные поселки, а возможно, и посещал их, отыскивая квартиру для своей болезненной супруги. Подмосковная природа отразилась в какой-то мере и в его музыке.

Позвольте поведать вам еще об одной больной даме из Раменского. Газета “Московский листок” 5 июля 1889 года напечатала просторный некролог:

“Вчера в 5 часов утра в селе Раменском скончалась от апоплексического удара известная всей Москве артистка императорских театров Софья Павловна Акимова, 65 лет. Покойная, урожденная Ребристова, вышла замуж за главного режиссера драматического театра Акимова. Воспитывалась она не в театральном училище, а в частном пансионе. Муж определил ее на сцену в 1846 году при инспекторе репертуара Верстовском и директоре театра Загоскине на жалованье по 150 рублей в год. Жалованье ей ежегодно увеличивалось и дошло до семи тысяч рублей.

За последние четыре года постепенное надламывание организма покойной все чаще и чаще лишало публику возможности видеть ее на сцене. Наступил даже период, когда имя Софьи Павловны совсем не появлялось на афише…

Софья Павловна родилась в 1824 году… Пошла на сцену только в силу личного влечения, вопреки даже симпатиям родных и мужа, которые не предсказывали ей никакого успеха на этом поприще… Но первый же дебют, состоявшийся в 1846 году, быстро решил ее судьбу. Она сыграла более пятисот ролей…

В Раменское, где Софья Павловна проводила летний сезон в течение многих лет, она прибыла в настоящем году совсем больная, тут ее еще разбил паралич, который 4 июля довершил свое разрушительное действие”.

Но что это вдруг мы так увлеклись Раменским? Что, своих городов и поселков нету?.. Конечно, вспоминаем хотя бы потому, что давние соседи, а с соседями надо поддерживать дружеские отношения. К тому же немало раменцев трудится на люберецких предприятиях, а мы – у них. Да и многие наши горожане получили на раменских землях дачные участки… Да кто сказал, что Раменское не нашего района?! Ошибаетесь, молодые люди! Было нашего! Сейчас, правда, раменцы самостоятельны, полный суверенитет, но был момент, когда они подчинялись Люберецкому горсовету, хотя и не очень долго. В печати был опубликован Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 3 июня 1959 года, вслушайтесь в него:

“Упразднить в Московской области:

Бронницкий и Раменский районы, передав их территорию в состав Ухтомского района и переименовав Ухтомский район в Люберецкий район”.

Вот то-то же!

Люберецкий и Раменский районы были восстановлены почти в прежних границах с добавлением новых населенных пунктов. Но в спешке напрочь забыли о Бронницком районе. Он исчез с карты Подмосковья, словно его никогда и не было, а ведь первое письменное упоминание о селе Бронниче относится 1453 году.

Итак, как мы выяснили, и Раменское, и Быково, и Гжель, и два Мячкова, Верхнее и Нижнее, – все эти селения в былые дни находились в Люберецком районе, и мы вольны говорить и писать о них.

21 сентября 1868 года в “Московских губернских ведомостях” был опубликован “Медицинский отчет из деревенской практики” доктора Е. Покровского. Отчет весьма красноречив сам по себе, но еще интереснее примечание к нему, сделанное редакцией газеты. Оно гласит: “Статья была написана еще в 1863 году…”.

Почему же письмо пролежало в редакционном портфеле целое пятилетие? Обратимся к тексту.

“Несколько лет сряду мне приходилось проводить летнее время в деревне – в имении одного помещика Бронницкого уезда графа Н.С.Т. Медицинская специальность моя в этом краю получила уже некоторую известность между крестьянами. В посильной врачебной помощи я никогда им не отказывал... Считаю нелишне обратить внимание читателей на довольно любопытные цифры приходивших ко мне больных с разными болезнями за июнь месяц текущего года” (то есть 1863-го).

Отчего же только за июнь? Да оттого, поясняет доктор, что он прожил в деревне безотлучно один лишь месяц. Далее Покровский обстоятельно набрасывает характеристику каждого селения, где он врачевал.

Осеченки. Крестьяне в большинстве своем делают медный набор для сбруи, работая дома. около огня, некоторые, преимущественно женщины, ходят на заработок в Москву. В селе харчевня.

Опариха. Народ бедный, живущий почти безотлучно дома. Главное занятие – хлебопашество.

Вялки. Народ по преимуществу торговый. Многие ходят на заработки в Москву, некоторые живут там на фабриках, изредка являясь в семейство. В деревне питейный дом, несколько постоялых дворов и харчевня.

Зюзино. Жители в основном хлебопашцы, иные, однако, ходят на заработки в Москву.

Капустино. Мужчины почти все занимаются хлебопашеством, женщины ткут миткали, ведя, следовательно, большей частью сидячий образ жизни. На заработки в Москву ходят немногие.

Шмеленки. Многие из крестьян ходят на заработки в Москву. Женщины по зимам ткут миткали. В деревне постоялый двор.

Устиновка. О жителях можно сказать почти то же, что о шмеленцах.

Обрисовав экономическое положение крестьян, Покровский пунктуально пересчитал всех больных.

Из болезней на первом месте была самая чудовищная – сифилис, которым были заражены 4 мужчины, 14 женщин и 6 детей (представьте, детей!), пришедших на обследование. А сколько не обращалось в лечебницу? Хронический ревматизм Покровский отметил у десятерых. Простудной горячкой болело 8 взрослых. У восьмерых детей наблюдался простой понос и у троих – кровавый. Троих мужчин свалил тиф. Двое страдала геморроем. По одному случаю – воспаление легких, острый ревматизм, перемежающаяся лихорадка, белая горячка, желтуха, катар легких, падучая болезнь.

“Да еще далеко не все обращались ко мне за помощью, – констатировал молодой специалист. – Какая ужасная запущенность! В округе ни одного врача”.

Такой правдивой, а потому и мрачной, была картина, нарисованная Покровским, что для ее обнародования понадобилось пять лет согласований.

Автор приведенного отчета Егор Арсеньевич Покровский родился в 1838 г. Окончил медицинский факультет Московского университета. Это была эпоха нигилистов (вспомните тургеневского Базарова) и Покровский потянулся по их примеру в народ. Лето 1863 года, как ясно из его статьи, он провел в имении графа Н.С.Т.

Полное имя таинственного графа удалось расшифровать. В “Сборнике статистических сведении по Московской губернии” упоминается, что село Осеченки в середине 19-го столетия принадлежало графу Н.С. Толстому.

Из всего следует, что Покровский гостил в Осеченках. Только почему он скрыл название села и имя владельца? О, да тут целая романтическая история. Ее мы узнали из воспоминаний барона А.И. Дельвига.

Судьба этих воспоминаний по-своему необычна. Незадолго до своей смерти Дельвиг обратился к директору Московского публичного и Румянцевского музеев со странным письмом: просил принять от него обширную рукопись с условием, что она будет опубликована только через четверть века. Завещал он и деньги на ее издание.

Пожелание барона было исполнено: его воспоминания увидели свет в 1912 году. В них-то Дельвиг и рассказывает, между прочим, о графе Николае Сергеевиче Толстом, которого он хорошо знал, так как тот приходился ему свояком.

“Странности Толстого доставили ему прозвание “дикого графа”, – писал Дельвиг. – Граф, например, не мог себе представить Россию без крепостного права и без телесного наказания. Свои взгляды он яростно отстаивал в печати”.

Заполучив после удачной женитьбы довольно значительный капиталец, Толстой купил подмосковную деревню (Осеченки) и начал разрабатывать близлежащее болото. Нанятые им рабочие копали торф и производили другие работы. Толстой, добавляет Дельвиг, никогда не забывал, что он граф, а они мужики, и щедро давал им затычки. Найдя раз одного крестьянина, который сидел, разговаривая с его женой, “дикий граф” поднял его на воздух за волосы.

Вот в такое “милое семейство” и попал молодой доктор. Дальше все как в романе. Барон Дельвиг описывает это так:

“Наконец, появились в их доме так называемые нигилисты, и в это время старшая их дочь Мария, убежав из дома, обвенчалась с лекарем Покровским”.

Теперь понятно, почему Покровский врачевал в Осеченках в 1863 году только одни месяц и почему фамилию помещика обозначил инициалами: прогрессивному врачу-нигилисту неудобно было публично признаваться в родстве с “диким графом”.

Вскоре Толстой увяз в долгах, продал свою подмосковную усадьбу и переселился в Нижегородскую губернию. Покровский же продолжал свою медицинскую деятельность. В зрелом возрасте он занимал ответственные посты: работал главным врачом Софийской больницы в Москве, был редактором журнала “Вестник воспитания”. Известны его книги “Физическое воспитание детей у разных народов, преимущественно в России” и “Детские игры в связи с историей, этнографией, педагогикой и гигиеной”. Одну из них редактировал писатель Лев Толстой. Умер Покровский в 1895 году.

В стареньком потрепанном путеводителе можно прочитать, что близ села Раменского в половине 19-го века была английская слобода. Откуда в Раменском англичане?

Впрочем, догадаться нетрудно. Раменское с давних пор славится бумагопрядильной фабрикой. Ткацкие станки могли доставляться из Англии, да и смотреть за рабочими приглашались иностранные мастера. Однако в последующих изданиях путеводителя английская слобода не упоминается. Куда делись иноземцы?

Об этом можно узнать, ознакомясь с биографией Ф.М. Дмитриева. Федор Михайлович родился в Москве в 1828 году. Учиться уехал в Петербургский технологический институт, который закончил с Золотой медалью и званием инженера-технолога. В дальнейшем его карьера делает зигзаг. Русские инженеры России были не нужны. Дмитриев поступает на Раменскую фабрику… ночным сторожем! Обычно на должность сторожей назначались пожилые рабочие. А тут – человек с высшим образованием.

Один из биографов Дмитриева, Владимир Кашин, объясняет это так: все тогдашние крупные фабрики и заводы находились всецело в руках иностранцев, которые крепко друг за дружку держались и допускали в ряды служащих только своих.

Три года прослужил молодой специалист ночным смотрителем. Многое он постиг, проверяя на практике теоретические знания, полученные в институте. Досконально, до тонкостей изучил производство. Больше всего его интересовал рабочий люд, чью жизнь он наблюдал повседневно. Позднее в своей лекции, уже будучи профессором, он скажет:

“Молодым людям, получившим техническое образование, приходится в практической жизни иметь дело не с одними только механизмами или машинами, но и с другим, еще более важным элементом всякого промышленного производства – с рабочими людьми!”

Через три года освободилось место механика и, как англичанам ни хотелось поставить сюда своего соотечественника, хозяин фабрики Малютин, ценя Дмитриева, настоял на своем: механиком был назначен русский. А еще через три года он стал директором. Тут и начинается разгадка исчезновения из путеводителей английского названия поселка.

“С водворением его на фабрике в должности директора мало-помалу опустела английская слобода – нашлись на все русские люди”, – торжествовал тот же Кашин в газете “Современные известия”.

Первый русский директор немало сделал для развития раменской мануфактуры. Старое помещение год от году ветшало, было в нем слишком темно и грязно. Новое громадное пятиэтажное здание было построено в 1868 году по плану, предложенному Дмитриевым, и под его личным наблюдением без всякого участия архитекторов, затем были прибавлены и другие корпуса.

С увеличением производства увеличился и приток рабочих. Их уже насчитывалось до четырех тысяч. Они селились в Раменском, в наемных крестьянских избах, по 20-30 человек вместе. Условия были ужасные. Дмитриев уговаривает своих доверителей, братьев Малютиных, открыть строительство жилья для рабочих. Стройкой непосредственно руководил он сам.

Директор убедил также хозяев основать школу для работающих подростков. В старом здании фабрики каким-то чудом были отвоеваны две комнаты для занятий. И, что не совсем понравилось фабрикантам, заменил всем учащимся 12-часовой рабочий день на 8-часовой. Взял грех на душу. Пришлось вместо двухсменной работы перейти на трехсменную.

– Теряем 10 тысяч рублей в год, – ворчали братья-капиталисты, но мирились: предприятие под руководством Дмитриева приобретало славу, сюда приезжали делегации, даже из-за границы. Это была хорошая реклама. В 1870 году Раменской фабрике на Всероссийской промышленной выставке была дана высшая награда – государственный герб.

При Дмитриеве в Раменском были открыты новая больница, родильный приют, баня. Директор гордился тем, что отменил на фабрике обыск рабочих и почти свел на нет штрафы.

В 1869 году Федора Михайловича пригласили в Московское техническое училище на кафедру механической обработки волокнистых веществ, где он читал лекции, одновременно оставаясь директором раменской фабрики. В те же годы он пишет свои научные труды.

“При составлении книги мы руководствовались преимущественно собственной практикой на раменской бумагопрядильной фабрике”, – объяснит он в предисловии к своему труду “Бумагопрядильное производство.

В своей речи “Об устройстве жилых помещений для рабочих на фабриках и заводах”, произнесенной в техническом училище в 1876 году, профессор также говорит о Раменской фабрике, с которой навсегда связал свою жизнь.

Умер Ф.М. Дмитриев 30 сентября 1882 года в имении Малютиных в Курской губернии. Экстренным поездом гроб с телом покойного был доставлен в Раменское и при великом стечении народа похоронен в особом склепе рядом с церковью.

Благоустройство фабрики, забота, проявленная директором Дмитриевым, вызвали большой наплыв рабочих. В 1897 году население Раменского составило восемь с половиной тысяч, из них в фабричном поселке проживало 6 885 человек? В дальнейшем оно все больше увеличивалось, что дало возможность село Раменское в 1926 году преобразовать в город.

Мы довольно подробно рассказали о Раменской фабрике еще и потому, что ее судьба в будущем, в 20-м веке не раз будет пересекаться с люберецким заводом имени Ухтомского – во времена революций, забастовок и гражданской войны.